Один день Аркадия Давидовича - Страница 12

Женщины-бойцы ВОХРа стали предлагать всевозможные таблетки Петровичу, а главное – уговаривали его прилечь, на что тот только мычал и упрямо тряс головой, что в переводе топтавшегося рядом Глюка означало: “Все таблетки у меня дома, а если я лягу, то уже никогда больше не встану”.

Самое ужасное было то, что через проходную его так и не пропускали, просто боясь отпускать Петровича в таком состоянии одного домой.

Далее события стали принимать совсем незапланированный характер.

Кто-то вызвал неотложку.

С молодым инженером, нервы которого и так уже были на пределе, случилась истерика…

Санитары приехали очень быстро. Удача состояла в том, что с ними не было врача. При первом беглом взгляде на Петровича санитары изрекли “Старик, похоже, не жилец…” и стали выгружать носилки.

Какую-то необъяснимую для окружающих любовь и нежность в эти минуты к старику проявил Клюгенштейн.

Как родного отца он взял его на руки, не давая уложить его на носилки, и кутая, видимо, холодеющие ноги старика в длинный плащ. “Я сам, сам понесу его до машины! ” – кричал он. Молодой инженер при этом то ли рыдал, то ли нервно смеялся, и по его розовощекому юному лицу текли чистые детские слезы.

Женщины тоже стали плакать.

Никто не мог остановить Аркадия, когда он нес на руках старика через проходную, даже прибежавший на шум Савелич молча стоял с некрытой головой, нервно мял в руках свою кепку и смаргивал скупую мужскую слезу.

Вероятно, такова была воля “умирающего”, потому как он покорно склонил голову на плечо Клюгенштейна, и его лицо светилось радостью и блаженством. Аркадий же шел медленно, неуверенно ступая, согнувшись под тяжестью на вид тщедушного тела, но взгляд его был горд и счастлив всю дорогу до машины “Скорой помощи”.

Закончилось все хорошо.

Если не считать того, что по приезде в больницу Клюгенштейна чуть не убили этой самой станиной, с которой он вылез из машины, да санитарам пришлось пообещать две бутылки за то, что они привели Петровича в чувство мензуркой спирта.

А выигранную водку потом дружно пили в пятницу вечером всем цехом, подтрунивая над хмурым Савеличем…

– Эх, были времена, – вздохнул Глюк и полез в карман рубашки за сигаретами.

*** * ***

Амурский тигр по кличке Боря, хоть и привык к двуногим существам, регулярно убиравшим его клетку и трижды в день просовывавшим в специальное отверстие в прутьях миску с обсыпанной витаминами едой, был ошарашен, когда на него, мирно сидящего на нагретом гравии возле тележки на колесиках, из которой доносился аромат чего-то молочного, смешанный с запахом горячего человеческого тела, вдруг упала мелкоячеистая сеть, а спустя полсекунды он был схвачен за корень хвоста чьей-то безжалостной рукой.

Боря от неожиданности взревел, попробовал развернуться, но тут с обеих сторон на него надвинулись два темных силуэта и тигр ощутил, что зажат словно в тисках…

– Один есть, – спокойно сказал многоопытный Циолковский, держа вяло отбрыкивавшегося кошака за оба уха. – Никшни, зараза! Рома, вяжи пасть.

Лысый сноровисто перехватил морду тигра веревкой и затянул.

Боря придушенно мяукнул.

– Теперь лапы, – Циолковский перехватил тигра за горло и завалил на бок, прижав коленом в районе лопаток.

Сеть не давала Боре возможности использовать когти и он покорно затих.

– Готово, – Армагеддонец замотал задние лапы тигра широким скотчем.

– Блин, с шерстью отдирать придется, – Парашютист сочувственно поморщился, глядя на спеленутого полосатого обитателя тайги.

– Зато живой, – отмахнулся Циолковский. – Мусора б его завалили на фиг…

– Это верно, – согласился Лысый и потрепал тигра по холке. – Ну, что, в клетку, блин, отнесем или пущай тут пока поваляется?

– Пусть здесь лежит, – решил Циолковский. – Ничего с ним не будет. Потом отволочем… Ща остальных, блин, отловим и тогда уже всех вместе обратно затолкаем, – Королев поднялся на ноги и огляделся.

Медленно, словно люк на башне подбитого “Тигра”, раскрылась одна из двух крышек украшенного свастикой лотка с мороженным и на свет Божий высунулась рожица промерзшей до костей и измазанной в крем-брюле продавщицы.

*** * ***

– Товарищи, это самое, не толпитесь… Здесь нет ничего интересного! Зоопарк закрыт на плановое проветривание! – младший лейтенант Крысюк раздобыл где-то мегафон и увещевал толпу любопытствующих, стоя на капоте “козелка”. – Можете, это самое, расходиться! Всё равно никто ничего не увидит!

Выглянувший из прохладных кондиционированных недр внедорожника “Cadillac Escalade” Сулик Абрамович Волосатый укоризненно покачал головой, глядя на беспомощных милиционеров, не способных даже очистить периметр у ворот и бестолково бродящих среди зевак, и повернулся к сидящему рядом с ним на заднем сиденьи Ла-Шене:

– Совершенно не умеют работать… Их здесь шесть человек с автоматами, а не справляются с тем, что раньше было под силу одному безоружному участковому.

– Ваша правда, Сулик Абрамович, – почтительно закивал браток, оставленный для охраны ценной персоны известнейшего адвоката. – Просто козлы…

Волосатый крякнул, услышав столь короткое и емкое определение, но в душе согласился с мнением собеседника.

– Ну, товарищи, не напирайте! – продолжил своё нытье младший лейтенант. – Разве вы, это самое, не видите, что ворота закрыты? Сегодня экскурсий больше не будет!

Сулик Абрамович снова высунул голову в открытое боковое окно, посмотрел на закрытый пивной ларек и прищурился:

– А знаете, Игорь, я бы на вашем месте сейчас приказал привезти сюда бочку с пивом и расположил бы ее во-он там, – адвокат указал на вытоптанную многочисленными поколениями местных алкоголиков лужайку под сенью трех раскидистых тополей. – Народ бы отвлекся и оттянулся б от ворот…